Каждому человеку приходиться порой тяжело. И чем сильнее этот человек, тем больше тяжестей на него наваливается. Жизнь аферистки не могла похвастаться серостью или недостатком приключений. Но у каждой монеты есть и оборотная сторона. Девице нужно было постоянно плыть против течения, тратя силы не только на выбор дороги, но и на преодолениепривычного хода воды. Иногда напор был очень сильным, иногда послабее, редко Вир могла позволить себе дрейфовать на воде, накапливая драгоценные силы.
Возможно, её упрямство и гордый нрав как-то сглаживали общее восприятие происходящего. Но как любой человек, смуглянка иногда уставала бороться, притворятся, лгать и вечно просчитывать ходы. В такие моменты рядом должен быть дорогой и близкий человек, которому, конечно, всё известно и который, конечно, полностью принимает сторону Вир. Но, к сожалению, у Вир не было ни одного близкого и дорогого человека. Порой это было очень выгодно: ей не могли угрожать или отомстить, навредив кому-то из близких. В этом плане аферистка была независима и могла в любое время исчезнуть.
Но сейчас девица наиболее остро почувствовала, насколько она одинока и как она, по сути, мало значит для всего мира. Так, крохотная песчинка, без звания и отчества. Толстый слой масок и примерянных на себя личин давно сплавился с настоящей Вир, не давая ей и вспомнить, кто она на самом деле. Вот такие вот издержки профессии. Хотя, какая к черту профессия. Смуглянка с отвращением вспомнила все аферы, проводимые ей за долгие годы. И чем тут, собственно, гордиться? Конечно, нечем, да Вир и не гналась никогда за благородством, честью и справедливостью. А вот сейчас почувствовала острую нехватку этих незыблемых понятий. Нужно было иметь точку опоры, дабы оправдывать себя в подобные минуты самокритики.
Конечно, Вирен и не заметила, как открылась парадная дверь. Не услышала тихие прыгучие шаги. Только голос, раздавшийся неожиданно близко и треск рвущейся ткани заставили её поднять голову. Ореховые глаза глядели с тоской и таким обилием горечи, что захотелось сразу же устроить траурный марш, только вот непонятно, по какому поводу. На припухших губах видны были следы зубов, явно смуглянка старалась прикусить губу, дабы плакать не так громко. Видимо, её старания прошли в пустую, и Сильвен всё же услышал её. Хотя... он же ушел на второй этаж? НЕужели я так громко завывала, что это было слышно из дома? Или он пошел меня искать?
Вир тут же пожалела, что не спряталась получше. Меньше всего ей хотелось, чтобы мужчина воспринял её слезы как очередное распланированное выступление с целью мотивации. Сейчас никаким расчетом и не пахло. Красавица еще всхлипывала, пытаясь унять дрожь в теле и найти в себе силы заговорить. Горло предательски сжималось в спазме каждый раз, когда она открывала было рот.
Конечно, такая истерика, тем более для Вирен, слишком сильная для одной только перебранки в столовой. Нет, просто эта перебранка являлась последней каплей для аферистки, которая последние полгода не проронила ни слезинки и держалась стойко, даже после потери лучшей подруги. И сейчас всё, что пережила смуглянка рвалось наружу. Вот и опять ручейки слез потекли по щекам, капая на и без того уже влажные одежды.
Вир не хотела принимать этот оторванный рукав. Не хотела, чтобы археолог видел её в таком виде. Почему не хотела? Это не входило в план, это была уже другая, закулисная часть её жизни. Но вот какая делемма: как только Вир действует согласно предписанному плану, всё катиться к чертовой матери. А вот абсолютно недопустимые для пьесы сцены приводят к много лучшим результатам. И где тут логика? Красавица лишь поняла, что именно с этим мужчиной все почему-то дожно идти задом наперед. Нужно всё вывернуть наизнанку, перевернуть вверх тормашками , а приходящие в голову расчетливые ходы отвергать, делая всё в точности наоборот.
Именно поэтому она приняла оторванный лоскут, вытирая слезы. Да, Фрей сейчас и права выглядел забавно. Еще всхлипывая, Вир нервно улыбнулась, чувствуя, как заболели искусанные губы.
- Спасибо... Я что, так громко плакала, что даже ты услышал? - она досадливо поморщилась, покрепче обнимая руками колени и теребя оторванный кусок ткани.