Вид, что открывался на улицу из окошка приземистой лачуги-развалюхи располагавшейся в низине, был далеко не радужным. Да и что веселого можно было увидеть в грязном окне, располагавшемся  вровень с приподнятым участком дороги кроме разномастных ног, начинавшихся от детских в маленьких сандалах и закачивающимися старым стертым сапогом и грубо сделанным деревянным протезом вместо второй ноги. Это самое окно идеально вписывалось в общую картину жилища. Маленькая комнатка с разбросанными на полу пустыми бутылками от спиртного и давно сгнившими остатками мусором, когда то, вероятно, именовавшимся закуской, паутиной обширно простирающейся в каждом темном (а они все такие) углу и с небольшим количеством (тумба, кровать и шкаф), сломанной мебелью.
И в центре этой плачевной картины был парень лет этак шестнадцати. Темные его волосы спадали на лоб и скрывали глаза, губы были припухлыми, словно у недовольного ребенка которому целый день показывали игрушку, рассказывали какая она замечательная, а после убрали в коробку и унесли подальше о  глаз. Руки, как и вся правая сторона тела, были перемотаны бинтами, а на костяшках пальцев виднелись темные бурые пятна высохшей крови, что были свидетелями его боевой натуры.
Около получаса парень стоял неподвижно, тупо вперив взгляд в гниющие половицы у себя под ногами, но неожиданно в зеленых глазах появился проблеск жизни и пальцы поднятой руки судорожно начали ощупывать левое ухо, особо обостряя внимание на мочке, после чего ладонь быстро сместилась вниз и провела по плечу. И снова глаза потухли, и руки безвольно опустились, словно у марионетки, которой отрезали нити, соединяющие ее с кукловодом. Время медленно текло, растягиваясь по пространству, и липня к нему, а юноша все так же продолжал стоять посреди мусора и грязи без единого движения. Наконец голова медленно словно была отлита из чугуна, повернулась так, что взгляд падал на практически все пространство жилья.
Секунда… Две… Три… Дикий безудержный крик огласил всю округу. Парень упал и спешно стал отползать назад, руками разгребая стеклянную тару и мусор пока спиной не уперся в хлипкую стену, которая тут же противно заскрипела старыми досками. Губы его все еще дергались, но повторно он не кричал. Все его внимание было приковано к противоположной стене, на которую опирался… труп. Труп был женским, о чем свидетельствовали дряблые, висящие неприкрытые груди, так же они свидетельствовали о том, что ни о какой божественной красоте тут даже и мысли в голову придти не могло. Заплывшее лицо, изборожденное морщинами с глубоко впавшими щеками, зеленоватого, могильного оттенка дряблая кожа, местами через которую проглядывались кости, и гнойные нарывы на ногах. Возле ступней валялась старая тряпка служившая мертвецу единственной одеждой, которой она впрочем, не пользовалась. Глаза этой "женщины" буравили юношу, а губы дрогнули в презрительной ухмылке, обнажая гнилье, заменяющее ей зубы.
- Сука ты же сдохла! Сдохла! СДОХЛА!!! – заорал парень с полными ненависти глазами, - Решила откопаться из ямы заваленной дерьмом, что служила тебе могилой?! Что не понравилась? По-моему она была излишне шикарна для тебя, но могла бы не подниматься из своей навозной кучи в поисках места еще отвратней для упокоения своей… Хля, нечему, то даже успокаиваться то! Так какого … ты здесь?! И почему я в этом дерьме!!?
Виски трупа напрягались во время тирады юноши, когда же он закончил кожа на голове "женщины" лопнула и из под нее потек гной.
- Мразь, кха-кха, я должна была, кха-кха, убить тебя еще, кха-кха, в младенчестве, кха-кха… - каждое слово ожившей матери давалось с трудом и сопровождалось отхаркиванием земли забившейся в горло, - Но сейчас я, кха-кха, собираюсь, кха-кха, исправиться свою, кха-кха, ошибку…
Мгновение и мертвец переместился к парню, еще секунда и крючковатые пальцы обвили шею юноши, образуя "ожерелье смерти". Спертый воздух лачуги перестал попадать в легкие сына, и он стал задыхаться, но даже при этом не мог пошевелить, ни пальцем, лишь люто ненавидящие глаза метались из стороны в сторону.
"Я так и умру? В этой грязной хибаре? Задушенный трупом? Трупом женщины, которую никогда в жизни не считал своей матерью"...
- Милый Тиз, не беспокойся, кха-кха, умирать это, кха-кха… СОВСЕМ НЕ БОЛЬНО!!!
Это было последнее, что услышал Тизграннир прежде чем свет перед глазами померк.
Каюта помощника капитана

Отредактировано Тизграннир (19.08.09 23:19:47)