- Не угощу... - Стрекоза смерил это вот мелкое, которое подошло, оценивающим взглядом, качнул перламутровыми ресницами и дёрнул губой, показав изящный, тонкий по-змеиному верхний клык. - За какие такие заслуги ты будешь слюнявить мой мундштук?
В довершение собственническим замашкам он аккуратно перенёс одно крыло через бортик балкона и прикрыл им стоящий рядом, на мозаичном полу, кальян... Впрочем, следующий, более подробный взгляд убедил Кьяшуи в том, что он погорячился с пренебрежением. Подошла к нему, конечно, не та особа, которую в толпе сразу заметишь: невысокий, неяркий, слишком экономный в движениях... Но...
- Но можешь расширить список заслуг.
Рептилии улыбаются чертовски выразительно - так и просит их чешуйчатая морда кирпича.

- Падает, если не взлетит... - отозвался Кьяшуи с призвуком шипения, отзеркалил быстрое движение языка по губам, да, в своём случае - раздвоенного по тонким, змеиным. Несмотря на наивность, присущую молодым и избалованным, намёк он понял.
Да и отреагировал, действительно, вполне в духе "яблочка от яблони". Взбесить ящериное отродье было просто, а Чиля, ради которого он был бы осмотрительным, рядом не случилось... С другой стороны, это значило, что защищать никого не нужно. С вниманием, которого было не прочесть в фасеточных глазах, Стрекоза пригляделся к густой белой волне волос этого, с намёками, к изгибу шеи... смерил на глаз расстояние от края балкона до земли.
- А вообще-то падать чем дальше, тем веселее.
Он ещё понятия не имел, какое значение для него приобретут эти слова.

- Хайи, ну это пока не пнёшь!
Любопытно было видеть кого-то, кто произнёс бы родовое имя Кьяшуи с первого раза, не переврав, не запутавшись со второго слога и не чертыхаясь с немыслимых и тщетных усилий речевого аппарата. Честно говоря, и знали-то его немногие, потому что перед ним не только язык пасовал, но и память. Посмеиваясь, Стрекоза легко согнулся, положил мундштук на клапан кальяна и откинулся назад, выпав через перила балкона. Быстрый хлопок крыльев (лихо приложивший ветром ветки насаждений на улице), колибрий переворот - и Стрекоза пристроился коленями на широкую, плоскую поверхность парапета, шлёпнул по ней ладонями, почти лёг грудью на тыльные стороны кистей рук, пошевеливая полураскрытыми крыльями от избытка интереса и чуть не суясь любопытным носом собеседнику в лицо. Что в итоге своих выкрутасов занял собой почти всю длину балконного ограждения, его очевидно не волновало.
- А ты кто такой информированный?

Может быть, у Стрекозы и было преимущество за счёт его лиловых фасет: в этом положении, глаза в глаза, он физически не мог взглядом выдать никаких мыслей или эмоций. И мог, со своей стороны, прочесть выражение взгляда этого странного демона в облике, ничем не выбивающемся из человеческого.
Загвоздка была в том, что прочитывать оказалось нечего. Загадочная, настораживающая сдержанность - и всё. Слишком спокойное лицо, отражённое каждой фасетой, похожее на лица людей... Отличное только тем, что люди - еда, но у еды никогда не бывает такого спокойствия. Раздвоенный змеиный язык Кьяшуи недоверчиво мелькнул между приоткрытых губ, ящерица принюхивалась к собеседнику, пробовала спокойствие на подлинность.
- Сейчас рано... В любой момент станет поздно... - впрочем, игра была хороша... Кьяшуи не опускал белёсых, перламутровых ресниц, не закрывал глаз, но прикосновение тёплой руки было приятно... Рептилии любят тепло.
- Нравятся ящерицы или присматриваешь шкурку на новые сапоги?

- Ой, ну я прям сплю и вижу карьеру твоих сапог! - фыркнул Кьяшуи, манерно сморщив нос. - Я, знаешь ли, линяю!
Тупая яркая ящерица, падкая на внимание...
"Значит, форма... Значит, спросить у папы..." Надо было обладать интеллектом сыроежки, чтобы не замечать надвигающихся на семью штормов и говна. Сам Кьяшуи был всего лишь скандальной шалавой, а вот папа... Тёплая рука всё ещё касалась яркой чешуйчатой шкуры. Наверное, можно было бы ощутить себя пойманным. Если бы ящерицы чувствовали чуть тоньше. В эмоциях Стрекоза был беден и груб, на панику диапазона его чувств не хватало, он всего лишь предвидел штормы и говно.
- У пааапы... - глупенькая ящерица закусила золотистую губу острым клыком, песчано-мелкий рисунок чешуи продавился под кончиком зуба аккуратной ямкой... Затем ящериное лицо озарилось счастливой догадкой, - Ты одна из папиных пассий?
В стандарте сейчас этот странный, настораживающий тип, носящий личину человека среди демонов, должен был брезгливо отступить от дурной шлюшки.

...А Стрекозе было не впадлу никуда не деваться от этой руки. Позволяя кому-то ощутить власть над собой, он не чувствовал себя подавленным, покорённым... Пока что он не знал, как далеко зайдёт в этом, как это станет его рабочим инструментом, способом сохранить рассудок и волю. Он был слишком непрошибаемым гадом, чтобы вообще вообразить кого-то доминирующим над собой, главенствующим над его, Кьяшуи, планами, целями и мыслями.
Рептилии не способны на преданность и повиновение, которые часто превращаются в смысл жизни теплокровных - конечно, исключительно от большой любви. На которую рептилии тоже не способны.
Вот от этого, спокойного, определённо исходило тепло млекопитающего. Кьяшуи проследил, как в повороте головы меняются ракурсы, с которых видно его лицо, слишком чистый и точёный профиль, высокий контур скулы... Раздвоенный язык меньше секунды дрожал у самых белых волос, так быстро, что ничьё зрение не заметило бы, коснулся хоть раз или нет. Стрекоза ухмыльнулся, в полной мере выслушав чиркающий звук скольжения ногтя по прочной топазовой чешуе.
- Один из твоих? Непременно спрошу, каков ты в постели...
На кончике языка всё ещё держалась смесь запаха и вкуса... таких, которые определили последнюю реплику Кьяшуи.

- Ну ладно... Ты - лучший...
Расслабился... Заговорил уступчиво, томно... Хрен-та. Прикосновения к волосам, особенно вот такие, фиксирующие, Кьяшуи переносил куда хуже прикосновений к горлу. И ещё на порядок хуже - если за ним замечали эту слабость.
Не показать её в этот момент - стало исключительно важно.
Застыв в особенной, тонкой готовности последовать движению руки, схватившейся за пряди, Стрекоза глубоко вдохнул, поймал плывущий в лицо дым... Послушная, заинтересованная сучка, почти кланяющаяся: поджатые крылья, высоко выставленные над боками локти. плавно прогнутая спина... Взгляд снизу вверх.
- И что лучшему нужно от сына одного из своих?
...А всё так хорошо шло. Сорвался. Если бы ещё несколько секунд продержался в прежней позе, с прежней миной... Всё же прав был это белокурый: яблоко от яблони. Кьяшуи сам не заметил, как скользнул кистью по запястью этого "лучшего", на одних рефлексах, как вдавил ноготь указательного пальца в ребро его ладони. Но сделав это, отпускать руку не хотел, как эта рука не хотела отпускать его волосы.

Ну что ж, показуха оказалась негодной... Сам виноват, валить не на кого. Зато Кьяшуи выпустили.
У белокурого было красивое лицо... Наверное. Кьяшуи мало что понимал в человеческих лицах. Да и... много ли общего у этого лица с истинным? Через несколько минут, если этот демон достаточно восприимчив к яду, его личина поколебалась бы, потому что на поддержание облика тоже нужна концентрация, которую подтачивало действие ящериного токсина. Жаль, но времени выяснять степень восприимчивости жертвы у Стрекозы не было.
- Не понял... - улыбнулся Кьяшуи, заваливаясь вбок, вовне балкона, - Ты же не представился... Сейчас подкосятся ноги, ты упадёшь... Падать весело... - и Кьяшуи стал падать.
Мгновение он смотрел на балкон, летя к земле спиной вперёд, но на ничтожной высоте кувыркнулся, распластал крылья в полный размах и с усилием толкнул под себя подвернувшийся воздушный поток, поднимаясь обратно. Шафранная ящерица зависла невдалеке от покинутого балкона, быстро, по сложной траектории взблёскивая крыльями - тот самый трюк, за который Кьяшуи получил прозвище.

"Ну едрёшево хуёбище..." О да, представился Эль Рей более чем. Стрекоза закрыл ладонью нижнюю половину лица, пальцами потёр щёку. Папа много про этого парня рассказывал...
- Пффф... - употребил Стрекоза вместо вводного слова. - Приношу искренние извинения, мессир. Рад, что нет необходимости вылизывать вам руки.
И не так уж соврал Кьяшуи об искренности извинений... Кто ж знал, что травануть доведётся самого! Этого которого... Короче там разведка, Большой Рогоносец Данте, вся фигня... Громадным усилием шафранная ящерица удержала мимические мышцы в повиновении, иначе его недостойная и оскорбительная выходка в адрес Эль Рея дополнилась бы не менее оскорбительной ржачкой в адрес Князя. При папе ржать над Князем нормально, а вот при Эль Рее вряд ли.
- Ну так я... это... - Стрекоза надеялся, что выглядит достаточно раскаявшимся, - не смею дольше оскорблять ваш взор и всё такое? - "Пока вы не увидели вместо меня одного шестнадцать рыл... Мессир!"

Какова была вероятность, что после, при возможном разбирательстве, нахальство, усмотренное в поведении Стрекозы Эль Реем, спишут на отравление? Пожалуй, всё-таки отравление было отягчающим обстоятельством... Стрекоза мало в этом смыслил, надо было консультироваться у отца - он-то часто влипал в неприятности и всю кухню дисциплинарных разбирательств изучил изнутри... Вот только добраться до отца, если сейчас заметут, получилось бы нескоро. Начальник разведки всё трындел смягчившимся, размазанным тоном, и изменения в облике присутствовали... Странным образом Стрекозу волновало и то, как бы избежать продолжения щекотливого знакомства с Эль Реем, и то, почему у Эль Рея такая плюгавая истинная форма, и то, зачем он терпит симптомы отравления, а не выпьет эту свою бурду в бокале.
- ...Лови...
"Нуебать..." Никогда не надо обманываться развязным, покровительственным тоном вышестоящих и властьимущих: тем же тоном пошлют приносить апорт. Сжав крылья, Кьяшуи камнем рухнул вниз, у земли подхватился и успел подхватить трубку, краем каменного крыла выбил искры из каменной дорожки.
- Иногда знакомство не идёт на пользу... - хмыкнул он, пристраиваясь на перила балкона, на приличном расстоянии от белобрысого, и между ними, словно границу, положил трубку. - Особенно беседам и сексу. Я разговаривал с симпатичным парнем, не подозревая, что вы мусор... э... мессир!
Ясен пень, он не мог улететь после того, как доверенный самого Князя сказал "оставайся".

Отредактировано Стрекоза (05.12.10 03:16:58)

"Да я бы с удовольствием вообще на твоё существование внимания не обращал... Сидел, курил, и тут ты! Ну вот чего ты развыёживался, олень? Навернёшься - ловить не стану..." Кьяшуи поглядывал то на Эль Рея, в общем весёлого, в доску своего затейника, когда его кроет всякой дрянью вроде ящериного яда, то вниз, на сверкающую россыпь осколков бокала, который он не поймал, да и не успел бы, если бы велели.
- А когда вызовешь - с живого не слезешь?
Бурчать нечто подобное вслух Стрекоза не застремался, начальник разведки вроде как был слишком поглощён своими финтами на парапете, чтобы прислушиваться к бурчанию всяких ящериц. "Не, ну ты крут конечно, но хватит уже, а?" Стрекоза нервничал. Одно дело отравить Эль Рея, другое - оказаться обвинённым в том, что столкнул его с балкона... Хотя нет, почти одно и то же. Но два покушения на сию персону с интервалом в пятнадцать минут - перебор, тут и смертной казнью не отделаешься...
В тот миг, когда подкованные каблуки высокопоставленного придурка поехали по перилам, Стрекозе что-то вспомнилось такое про ёжика, дескать мощный, но лёгкий. Белые патлы взметнулись по ветру, блеском стеклянных осколков внизу как-то особенно ярко ударило по глазам... Раньше, чем обдумал действия, Кьяшуи схватил его за пояс и свалил к себе на колени. Ящерицы быстрые, иногда быстрее собственного мыслительного процесса.
- Чо balæi, жить надоело? - без особенных церемоний поинтересовался он у военного чина. Трепался он тоже быстрее, чем думал.

"И это меня называют шлюхой... Да я неоперившийся салага!" Тот Кьяшуи, сидящий на перилах балкона и фигеющий от развязного обхождения начальника разведки родной державы, ещё не прошёл двух ломок собственной сути, ещё не получил покровительства Венеры вместе с одной добродетелью и одним пороком. Он всего лишь терялся, не зная, как правильно реагировать на поведение демона, облечённого властью, потенциально опасного и вряд ли дружески расположенного.
Хотя... В отрыве от своего чина...
Кьяшуи, до сих пор державший руки, от греха подальше, на краю широких перил, сжал этот край так, что топазовая чешуя заскрежетала о мрамор. Эль Рей наглел, как кошка в гостиной, которую не смеешь согнать с колен, опасаясь рассердить хозяев.
- Значит, больше устраивало, как я говорю с незнакомцами? - Кьяшуи сузил глаза, склонил голову набок, пристально всматриваясь в запрокинутое лицо Эль Рея. - Идёт... Тебе не приходило в голову, что мне тоже надо понравиться?

Отредактировано Стрекоза (05.12.10 04:21:44)

...А хорошо ли? Стрекоза не чувствовал, чтобы этот тип его привлекал... Скорее, Эль Рей вызывал непонимание и тревогу. Объективно он был всё же красивый, это Стрекоза видел, но держать его на коленях было неуютно, а обнимать не тянуло. "Лучше бы я правда не грел голову насчёт твоего имени..."
- А с тобой можно быть откровенным?
Злость выводит юных представителей любой расы из себя в такие дали, откуда уже не дозваться ни здравому смыслу, ни воспитанию. Кьяшуи был сын своего отца, дитя своего рода. Яблоко от яблони. В нём говорила кровь, древняя и нестынущая, слова щёлкали, сухо и скоро срывались с тонких змеиных губ.
- С кем вообще можно откровенничать - здесь, в Инферно? С чего ты решил, что у тебя что-то получается? С того, что я твою трубку не перегрыз и тебя на пол до сих пор не скинул? Ну да, ты красивый и пахнешь так, что яйца сводит! - Молодой, прямолинейный, ещё не научившийся фильтровать базар демон поджал губы и почти сплюнул в сторону, - Что с того? Подстилки не в моём вкусе.